Мёртвый песок жизни:

Пепел дней и ночей
В поисках вечной жизни
Рецепты вечной жизни
Тяжкая ноша бессмертия
Откровения о вечной жизни?..
Смерти - смерть!

— Господи, мы стоим на краю бездны! В этой бездне бесследно исчезают живые, чувствующие, мыслящие существа. Это настоящая трагедия, и это надо прекратить. Смерть должна быть уничтожена...

Ах, какая романтика звучит в подобных призывах, какое благородство устремлений и искренность желания спасти человечество от самого заклятого врага!

Не раз и не два в истории человечества раздавались призывы к «крестовому походу» против смерти. А исходным тезисом было простое — «Смерть противна натуре человека».

И в самом деле, размышляют враги смерти, «у секвойи, живущей тысячи лет, смерть наступает не от старости (клетки ее остаются молодыми), а от внешних причин. Стало быть, следует открыть у человека некий «вирус смерти», изменить биологическую программу и заменить его, скажем, на «вирус бессмертия».

Жалко, конечно, что человек — не дерево, но с этим придется смириться. Как и с тем, что вряд ли к человеку применим чисто биологический подход, все-таки мы с вами не совсем обычный «набор клеток».

Но не случайно, что вызов смерти бросают именно те, кто занимается естественными науками. В их числе известный ученый биолог из Минска Василий Купревич, который в 1960-е годы выступил с сенсационными публикациями в прессе. В них он категорически утверждал, что с точки зрения науки никаких теоретических запретов физическому бессмертию человека нет. И путь у человечества один: сначала — «эра долгожителей», затем — эра «практически бессмертных людей». Ученый писал: «Смертный человек бросает вызов времени и пространству. Он выходит один против бесконечной Вселенной, чтобы обрести тайну вечной жизни. Обрести и подарить потомкам».

Все очень благородно и искренне. Но почему нам всегда надо с чем-то «бороться» и кого-то «побеждать». Бросая вызов Вселенной, не объявляем ли мы на самом деле «крестовый поход» против самих себя?

Купревич не оригинален: для него, как и для многих ученых-атеистов, смерть — это зло. «Пока человек смертен, сохраняется самый глубокий исток зла и страдания, приводящий к вражде, разделению, соперничеству, вытеснению на всех уровнях.

Но может быть, ученые ошибаются, и подлинный «исток зла» не в самой смерти, а в нашем неправильном отношении к ней и ко всему, что с ней связано? «Смерть — исторический анахронизм,— утверждает В. Купревич,— она мешает даже нашему прогрессу в нравственной области... Продление жизни и предоставление человеку большой возможности обозреть исторический культурный опыт человечества, испробовать различные установки отношения к людям и жизни, найти наиболее гуманные и эффективные, выпестовать и развить свою уникальную личность, для которой тем более станет неприемлемым уничтожение...»

Так уж получилось, что для ученых-атеистов нравственный прогресс практически приравнен к прогрессу техническому. Однако достаточно чуть более внимательно изучить историю человека, чтобы понять — именно в смысле нравственном линейного прогресса нет и быть не может, все духовные и этические ценности давно известны. Из века в век перед каждым из нас только один выбор: Добро или Зло, Свет или Тьма...

Белорусский ученый явно не представлял себя на месте героя одного из рассказов Л.-Х. Борхеса, который добивается исполнения своего самого заветного желания и попадает в некую Республику бессмертных. И что вы думаете? Его разочарование вполне сравнимо с самыми печальными наблюдениями доктора Гулливера. Первое, что его огорчило: бессмертные если в чем-то и достигли предела, так это в абсолютном презрении ко всему, что их окружает.

...Один из бессмертных свалился в самую глубокую, заброшенную каменоломню. Разбиться он не мог, не мог и умереть. Но его терзала невыносимая жажда. «Однако прошло 70 лет, прежде чем ему бросили веревку». Впрочем, так же мало волновала их и собственная судьба. Один из бессмертных, например, был так «спокоен», что никогда не поднимался даже на ноги: «птица свила гнездо у него на груди». Республика бессмертных достигла совершенства... в презрении ко всему на свете: они ведь знали, что на их безграничном веку «с каждым случится все», все повторится вновь и вновь, никаких неожиданностей не будет, никуда стремиться не надо. Становиться лучше? Совершенствоваться? Размышлять о добре и зле? А зачем? Какой в этом смысл для обитателей Республики бессмертных?

Герой рассказа, одержимый идеей бессмертия, становится одним из них, равнодушных ко всему на свете, и быстро убеждается: «Жизнь бессмертного пуста, чувствовать себя бессмертным — ужасно».

И все силы отдает поиску «другой реки, чьи воды смывают бессмертие. Вывод Борхеса очевиден: именно смерть (или память о смерти) наполняет людей возвышенными чувствами и делает жизнь ценной.

«Все у смертных имеет ценность — невозвратимую и роковую. У бессмертных же, напротив, всякий поступок (и всякая мысль) — лишь отголосок других, которые уже случались в затерявшемся далеке прошлого, или точное предвестие тех, что в будущем станет повторяться и повторяться до умопомрачения. Нет ничего, что бы не казалось отражением, блуждающим меж никогда не устающих зеркал. Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозвратностью. Печаль, грусть, освященная обычаями скорбь не властны над бессмертными».

Писатель отправляет своего героя в Рим, где тот беседует с истинными философами, которые полагают, что продлевать жизнь человеческую означает «продлевать агонию и заставлять человека умирать множество раз».

«Иудеи, христиане и мусульмане исповедуют бессмертие, но то, как они почитают свое первое, земное существование, доказывает, что верят они только в него, а все остальные, бесчисленные, предназначены лишь для того, чтобы награждать или наказывать за то, первое. Куда более разумным представляется... круговорот, исповедуемый некоторыми религиями Индостана; круговорот, в котором нет начала и нет конца, где каждая жизнь является следствием предыдущей и несет в себе зародыш следующей, и ни одна из них не определяет целого».

«Я снова смертен, снова похож на других людей. Ту ночь я спал до самого рассвета». Герой рассказа находит источник смерти». Он счастлив от того, что проиграл свое сражение со смертью, бессмысленное и ни к чему не ведущее:

— Я счастлив. Я скоро стану всеми людьми — умру.