|
|
|
Исскуство умирать
Людей теряют только раз История продолжается. ОтецРодителей Джейн спросили, как им удобнее: уходить на ночь домой или оставаться с дочерью, будут ли они около нее все время или только несколько часов? Им предоставили в хосписе комнату. А Виктор даже смог продолжать свою работу, так как ему отдали для этого гостевую комнату. Он был рядом с дочерью и не прерывал работы. Именно здесь, в хосписе, умирая, Джейн стала по-настоящему беспокоиться за отца. — Моему отцу нужна помощь,— говорила она Аделе. — Но какая именно? — Не знаю точно. Он не хочет об этом рассказывать.- Такая забота о близких была тоже влиянием хосписа. ...Однажды произошла странная и непонятная история. Джейн для снятия боли вводили наркотики, и ее стали мучить причудливые галлюцинации. Врач успокоил ее, произнеся довольно загадочную фразу: «Если это галлюцинации, мы снимем их». Прошло несколько дней, прежде чем родители поняли, о чем идет речь. — Смотри, пап, смотри! — Джейн показывала на что-то в конце кровати. По ее словам, там бегало противное животное, по ее описанию похожее на крысу. — Хорошо, детка, давай прогоним ее вместе. Раз ты видишь зверька, то, зная, что его место в поле, ты его туда и отправишь. Видишь поле? — медленно говорил отец.— Зеленая трава, а в ней красные маки. — Да,— подтвердила Джейн. — Поле зеленеет на склоне холма, дует ветерок, сияет солнце. — Нет, не так,— сердито сказала Джейн.— Никакого холма. Есть поле, но не на холме. — А где же? — На равнине. Сначала ручеек. Потом поле, Домик с тростниковой крышей. Она описала домик, где Виктор и Розмари жили сразу после женитьбы. — У ручейка сад,— продолжала Джейн,— и там, правильно, много, много цветов. — А дальше? — Отец начал волноваться: картина была верной, но... Он мгновенно понял, что в ней не так, и его охватило волнение. Джейн описывала то, чего никогда не видела. Она не жила в этом доме, родители уехали оттуда до ее рождения! — Ричард в саду, и я на него злюсь. Злюсь потому, что меня там нет. Там ты, мама, Ричард, а меня там нет. Так Виктор понял, что имел в виду доктор — бывают галлюцинации, но бывают и видения. Через несколько дней родители отметили, что сознание Джейн работает четко и ясно, гораздо более четко и ясно, чем прежде, когда боль уничтожала ее. И Джейн, впервые за последние месяцы, почувствовала себя человеком, для которого продолжается жизнь. И тогда она заговорила с отцом. Она не могла уйти, не облегчив ему его скрытой, тайной боли. И Виктор понял, что он может и должен рассказать ей все, что мучило, жгло, терзало его долгие годы. Его детство прошло в Польше. Война проглотила всю его семью. Он остался один. Его, мальчика, погнали рыть окопы. Начался налет. Он нашел укрытие, втиснувшись в какую-то трубу. Когда он вылез, то увидел вместо людей лишь куски их тел. Ему было 16, когда он попал на фронт. Он бежал из еврейского гетто, от расстрелов, Попал в Сибирь. Увидел в газете статью Ильи Эренбурга. Узнал, что тот в Куйбышеве, и стал добираться туда. Еще до войны, прочитав в тринадцать лет повесть Эренбурга «Хулио Хуренито», он возвел писателя в ранг кумира. И теперь шел к нему за спасением. Он был грязный, в лохмотьях, в огромной солдатской шинели, полы которой обрезали ножом. Вместо башмаков калоши из автомобильных шин, привязанные к ногам веревками и набитые войлоком. В городском адресном бюро ему дали адрес писателя. Виктор сумел убедить, чтобы его, оборванца, пропустили к такому известному человеку. Рассказал ему о себе. Эренбург помог. Они часто встречались. Он устроил его на работу в железнодорожные мастерские. Трудно сказать, чем была для Эренбурга встреча с Виктором, но для Виктора это было серьезным событием. Писатель решил его судьбу. Он научил Виктора, как уехать из Союза, разработав для этого целый план. Он же сказал ему, что нужно сменить еврейскую фамилию на польскую. Через несколько месяцев Виктор был в Англии в польском авиаотряде. У него не хватило сил признаться, что он — еврей. Он притворился католиком, слушал гадости об евреях... Он изменил себе. Сменил работу. Жил чужой жизнью. Но остались старые друзья, связи, и он не решался признаться, что скрыл от них национальность. Виктор считал это предательством. Но победить собственную слабость не мог. — Я рада, что ты мне рассказал это. Твоя откровенность для меня многое значит. — Мне она помогает больше, чем тебе. — Что сталось с твоими близкими в Польше? — Все они погибли. Мать, отец, брат, сестра, дяди и тети. Абсолютно все. Не осталось друзей семьи, школьные товарищи погибли. Евреи погибли все... Виктор помолчал. Этот разговор о самых близких для него людях, погибших во всемирной катастрофе, подвел его к собственным мыслям о смерти. — Шесть миллионов? — спросила Джейн. — Шесть миллионов. Джейн долго молчала. Виктору показалось — она спит. — Вот от чего ты хотел убежать,— вдруг сказала она. — От этих шести милионов. Джейн помолчала и добавила очень мягко: — Все еще убегаешь. — Нет, Джейн, все, что ты знаешь, уже опубликовано в «Гардиан». Я больше не скрываю, что я еврей. Всю жизнь Виктор убегал от этой тайны. Дочь доказала ему то, в чем он сам себе никогда бы не признался: он очень боится смерти, и пока он боялся за свою жизнь, он боялся и за ее жизнь тоже. Но Джейн сможет спокойно думать о своей смерти, если спокоен будет он. Наконец-то он не страшился ничего, потому что умирающая дочь помогла ему посмотреть правде в глаза. comments powered by Disqus Содержание:
Мёртвый песок жизни
|
|